Дочь моя, серьезная девица восемнадцати неполных лет, вздумала с утра ко мне
явиться: «Слушай, я гламурна или нет?» Обойдя вокруг нее понуро, я ответил ей
полушутя, что не вижу признаков гламура, но не все потеряно, дитя. Не умею я писать
полотна, но зато могу писать стихи перечислю в них тебе охотно все недостающие
штрихи, чтобы ты уже к исходу лета сделалась гламурней всех вокруг
Что, пищит, немодно я одета?
Не в одежде штука, милый друг. Я не знаю, что такое «модно»: моды все опошлены
давно. Ты, одевшись от кого угодно, будешь негламурна все равно. Хоть зеленой
краской выкрась пряди, хоть на тряпках разори отца дело не в одежде, а во взгля-
де, в тоне, выражении лица! Ум твой полон книг, вопросов вечных это все не в кассу,
извини. Выучись, мой друг, глядеть на встречных, словно насекомые они.
Научись их
жечь холодным взглядом, чтобы знали, сколько их ни есть: просто оказавшись с ними
рядом, ты уже оказываешь честь! Чем тебе ответить их забота. Главное людей не
ставить в грош. Скажут: «Я в костюме от того-то», глянь с презреньем, как солдат на
вошь. Мир сведется к дуракам и дурам, чьи потуги выжить смех и грех. Только тот
покроется гламуром, кто всечасно опускает всех.
Дочь в ответ промолвила устало:
Это я освоила бы, тять. Но, боюсь, я мало прочитала.
Господи, зачем еще читать?! Главное набор готовых мнений, чтобы знали, жал-
кие скоты: если кто на этом свете гений этот гений, Женя, только ты. Пусть читают
прочие заразы. Мы не эрудицией крепки. Выучи по три дежурных фразы но высо-
комерных, как плевки. Что тебе, дитя, чужая слава? Все слова цеди через губу. Ты гла-
мурна, ты имеешь право, остальных ты видела в гробу! Так ты станешь самой умной,
Женя, два клише имея под рукой: надо на любые возраженья отвечать: «А сам ты кто
такой?» Этим ты и самых ушлых малых выставишь в постыдном неглиже. Эти мненья
в глянцевых журналах много раз изложены уже. Опыт у меня, учти, огромный: помню
я далекие года выглядеть изысканной и томной полагалось девушке тогда. Но не
стало прежнего народа, сбросившего груз своих цепей, и пришла совсем другая
мода: выглядеть прожженней и тупей. Тихо, без протеста и скандала, гни повсюду
линию свою: мол, и то, и это я видала, и на все на это я плюю! Но чтобы в твоих
отличных данных тот не усомнился, кто умен, из творцов особенно бездарных
выбери бездарных пять имен и хвалой умеренной упрочь их. Мол, они, конечно, не
вожди, но зато хотя бы лучше прочих До дискуссии не снисходи.
А нельзя без этого этапа? дочь спросила, ткнувшись мне в плечо. Я едва ли так
сумею, папа. Может, нужно что-нибудь еще?
Да, но мелочь сущая, чего там. Ты не сможешь этого не смочь. Надо быть гламурным
патриотом.
Это что еще? спросила дочь.
Этим, если честно, задолбали. Нет занятья проще на земле: чуть футбол сиди
в спортивном баре и кричи: «Оле, оле, оле!» На победы реагируй бурно, в
пораженьях обвиняй врага. В рамках потребительского бума покупай безделок
до фига и, на зависть прежним поколеньям, предкам и поместьям родовым, так
гордись возросшим потребленьем, как твой дед рекордом трудовым. Мы герои.
Мы любимцы Бога. Авангард планеты, почитай. Мы едим и пьем настолько много,
что уже обставили Китай. О, не парься, ничего не делай, не равняйся бойкостью со
мной, но гордись Отчизною дебелой, газовой, природной, нефтяной. Больше мы
утопии не строим.
С неких пор у нас особый план: мы гордимся собственным героем, а герой,
естественно, Билан. Вот таков патриотизм гламурный: дотерпели, дожили, смогли
мир вокруг считать зловонной урной, а зато себя пупом земли. Это, дочка, мой урок
элитам от родимой печки танцевать. Было модно быть космополитом, колу пить,
пластами фарцевать нынче ж время драк и зуботычин. Запад за ухмылкой прячет
дрожь. Наш гламур теперь патриотичен, то есть никого не ставит в грош. Это
сущность местного гламура. Ты ее освоишь без труда, как любая глянцевая дура
Нет, она сказала, никогда.
Я ж ее отеческой рукою потрепал по русым волосам:
Женя! Если б ты была такою я тебя давно побил бы сам. Не сердись, прости меня,
поганца. Если хочешь быть себе верна, то тебе придется жить без глянца.
Попытаюсь, буркнула она.